Холодная война на льду - 14

Эспо после гола Хендерсона: ««Я никогда не был так близок к тому, чтобы поцеловать в губы мужчину»...

          

После того, как все было кончено, автор победного гола Пол Хендерсон спросил у Ивана Курнуайе: «Это похоже на то, как выиграть Кубок Стэнли?» Хендерсон играл в Toronto, и в те годы у него было мало шансов ощутить в своих руках приятную тяжесть Кубка. «Нет, это в десять раз лучше!» - воскликнул Курнуайе, игравший в Montreal, команде, для которой второе место в НХЛ расценивалось как трагедия…

…В 12:56 Курнуайе с подачи Эспозито сравнял счет. Вечер переставал быть томным. Лампа за воротами, сигнализировавшая о голе, не была зажжена. Это спровоцировало бурю эмоций. Алан Иглсон, то ли повинуясь своим эмоциям, то ли расчетливо разыгрывая роль канадского патриота и члена Консервативной партии, кинулся бить морду судье за воротами, но попал в плотное кольцо, как вспоминали канадцы, «солдат», а на самом деле милиционеров. А что еще они могли сделать с экспансивным очкариком? Но тогда настоящий акт патриотизма совершил Пит Маховлич с группой товарищей, кинувшийся через всю площадку спасать Иглсона. Вместе с половиной команды на льду оказались взвинченные Синден и его коллеги. В младшем Махволиче было два метра роста, да еще он стоял на коньках – гиганту не составило проблемы, орудуя клюшкой, как копьем отбить главу профсоюза игроков НХЛ у доблестной советской милиции. Во избежание дальнейшего умыкания Иглсона, его через ледовую арену повели с целым эскортом игроков и тренеров на скамейку запасных. Спортивного чиновника недолюбливали в сборной, и как потом выяснилось – за дело, но в той ситуации «спасти рядового Иглсона» было делом чести… Когда делегация скользила по льду Лужников, Иглсон и помощники Синдена Форристол и Сгро активно демонстрировали фонарщику и советской публике средние пальцы. Публика не очень-то реагировала на middlefinger. Считалось даже, что русские не знали смысла жеста. Это вряд ли. Равно как зрителям был понятен и другой неприличный жест Иглсона – он показал Советам the fist, согнув руку в локте. Скорее всего, публика просто оцепенела от изумления.

Психологически, конечно, произошедшее дико завело канадцев. После взаимного удаления Петрова и Халла на судью кричал уже Петров – совсем в канадской манере. Потом Эллис чуть не забросил шайбу, выйдя один на один с Третьяком. Напряжение нарастало, хотя, казалось, это уже противоречило законам человеческого естества. Джон Фергюсон лупил рукой по внешней стороне борта. Канадская публика доминировала: «Go, Canada, go!», «Да-да, Канада. Ньет, ньет, Совьет!».

Гарри Синден точно подметил: «Теперь более чем когда-либо раньше парни были настроены победить. Наши соперники стремились сохранить ничью. Мы – нет».

За две с половиной минуты до конца на лед вернулись удаленные. Приближался кульминационный момент матча.

Эспозито собрал в кружок Питера Маховлича, Савара, Лапуана, настраивая их на последний рывок, что-то орал со скамейки запасных Хендерсон, долбя клюшкой о борт. Он требовал замены, обращаясь к Маховличу. «Я никогда этого не делал – ни до, ни после, - признался потом Хендерсон. – Я чувствовал, что мне просто нужно выйти на площадку, чтобы забить гол». С третьего раза «Полли» был услышан. Звали меняться и Эспозито, но в оставшееся время не было такой силы, которая могла заставить лидера канадской сборной уйти с площадки. По ходу событий уставший Курнуайе тоже хотел вернуться на скамейку запасных, но его смутили большие размеры московской площадки, и он решил, что пока меняться не поедет, а останется еще ненадолго.

Судьбе было угодно, чтобы в оставшееся до конца матча время на льду находилась настоящая сборная Канады – игроки из команд Boston Bruins, Montreal Canadiens, Toronto Maple Leafs. Заклятые враги во время розыгрыша Кубка Стэнли, хоккеисты, которые не играли столь блистательно и эмоционально ни до Суперсерии – 1972, ни после нее, составили уникальный пул хоккеистов, сотворивших чудо на льду. У них были невероятный драйв, неодолимая ярость и мастерство настоящих ремесленников.

Бобров тоже выпустил на лед лучших в этой игре, причем в таком сочетании: Васильев, Ляпкин, Якушев, Мальцев, Шадрин.

Все развивалось стремительно, хотя эти несколько секунд можно оценивать и разбирать часами. Поленившийся меняться Курнуайе почти от синей линии набросил шайбу наезжавшему на скорости на пятачок Хендерсону, тот промахнулся, поскользнулся и даже врезался в борт, хотя тут же, как кошка, вскочил на коньки. Отскочившую от борта шайбу пытался вынести Васильев, но так слабо и неудачно, что она оказалась у Эспозито, который немедленно бросил по воротам. Третьяк отбил шайбу, она отскочила и оказалась за спинами слегка «тормозивших» Васильева и Ляпкина. Хендерсон опередил их и расстрелял нашего голкипера в упор. Третьяк уже лежал на льду, Ляпкин пытался помешать Хендерсону, но тот с отскока отправил шайбу в сетку. За 34 секунды до конца встречи.

«Я никогда не был так близок к тому, чтобы поцеловать в губы мужчину», - не без юмора заметит Эспозито, имея в виду губы №19 сборной Канады, одного из немногих игроков, пользовавшихся шлемом, Пола Хендерсона.

Эспозито так и не ушел с площадки, выразительно посмотрев на Синдена – мол, только попробуй меня убрать. Потянулись самые длинные в его биографии 34 секунды. У нас матч заканчивало звено Петрова. Баскетбольного сценария с пасом Едешко Белову не получилось. Прозвучала финальная сирена. Эспозито оказался в объятиях Драйдена. Два очень разных и разновозрастных парня из команд-врагов радовались как дети своей общей победе в холодной войне на льду.

                     

«Главной нашей эмоцией было чувство облегчения», - признается потом Эспо. Самый ценный канадский игрок подъехал к вечно мрачному Кулагину, которого канадцы называли «Крякалкой», и произнес фразу, которую тот вряд ли понял до конца, но не надо было быть переводчиком-синхронистом, чтобы догадаться о ее общем смысле. Она состояла из семи слов, причем слово fucking было употреблено дважды, Commie имело, естественно, политическую окраску. А в целом он назвал нашего тренера богатым словом prick, перевод которого мы здесь опустим. Ну ничего, даже Горди Хоу доставалось от Фила Эспозито…

Строго говоря, гол стал следствием ошибки Валерия Васильева. Но напор канадцев был таким, что наши, пожалуй, все равно не устояли бы. Впрочем, уж в спортивных-то играх история точно не знает сослагательного наклонения. Если бы Васильев не ошибся, если бы Ляпкин держал Хендерсона, если бы Хендерсон не сменил Маховлича, если бы с площадки ушел Эспозито… Курнуайе сидел в раздевалке сборной, окруженный ликующими товарищами, но вокруг него была зона с выключенным звуком. Он сидел и думал: «Если бы я не остался тогда на льду, не было бы гола Хендерсона. Кто оказался бы у борта, чтобы перехватить шайбу? Кто вбросил бы ее в зону?». Теория игр и теория вероятностей здесь бессильны. Слишком сложный случай.

Однажды Иван Курнуайе, который стал капитаном легендарных Canadiens, сказал: «Каждое поражение делало нас сильнее». Они имел в виду ситуацию в течение долголетнего доминирования монреальской команды в розыгрыше Кубка Стэнли. Но эта фраза вполне применима к играм Суперсерии – поражения от советской сборной лишь со всевозрастающей силой настраивали канадцев на победу.

«Да, перед русскими я должен снять шляпу, - писал Синден. – Я не знаю, каким образом они потерпели это поражение».

30-летний Пол Хендерсон считался ветераном Toronto Maple Leafs, команды, которая вместе с монреальцами в течение долгих лет составляли дуополию в НХЛ, а их игры между собой считались центровыми. Ну, примерно, как ЦСКА – «Спартак» в советском хоккее конца 1960-х. Правда, слава команды из Торонто постепенно убывала, и Хендерсон не считался такой уж звездой. Сам он о себе говорил, что если бы на игры с русскими Гарри Синден отбирал не 35 человек, а 25, он мог и не попасть в состав сборной Канады. А так ему досталась роль, поначалу не приносившая удовлетворения, старшего наставника молодого Кларка. Однако их дуэт, как мы уже писали выше, оказался на редкость эффективным, что выяснилось сначала на тренировках, а затем и в первой игре со сборной СССР, когда два года из трех за Канаду забросило звено Эллиса, Кларка и Хендерсона. Химия? Рука судьбы? Или рука всевышнего, как казалось Хендерсону, который в 1975 году выбрал себе стезю священнослужителя.

А тогда, в сентябре 1972-го, ему предстояло стать героем Канады – острые края красного канадского клена не зря полыхали на его свитере. Чуть ли не таким же героем, как для Советов Чкалов или Гагарин. Гол Хендерсона в ворота советской сборной стал своего рода его полетом в космос. Тем более, что по признанию самого Пола, игры с русскими были больше, чем хоккеем, а канадцы в этой «кровавой битве» сыграли выше своих обычных возможностей. «Я ненавидел все, что было с ними (советскими игроками. – А.К.) связано». Ненависть привела канадцев к победе и сделала звездами Хендерсона и Эспозито. Но уже в тот момент, когда начались послематчевые рукопожатия, эта ненависть уступила место уважению к сопернику, который научил канадцев по-новому относиться к своей игре.

Когда канадцы забили победный гол, красная лампа за воротами Третьяка в очередной раз не зажглась. Казалось, за сеткой сидел не судья, а неистовый болельщик советской сборной. Но на этот раз никто не обратил внимания на очередную оплошность – настолько очевидным был гол. Фотокамеры засвидетельствовали безумную радость Хендерсона, попавшего в объятия Курнуайе, раздосадованное лицо Ляпкина и беспомощно лежащего во вратарской площадке Третьяка. Канада победила, и радость победы была гораздо более острой именно от того, что сборная Кленового листа проигрывала, а Серия, которая казалась еще днем 2 сентября легкой прогулкой, обернулась настоящей битвой, чей результат стал принципиален для обеих сторон.

Наша пресса обошла стороной факт поражения. В скором времени были необычайно быстро переведены на русский язык и опубликованы в «Комсомольской правде» фрагменты дневника Гарри Синдена, акцентировавшие внимание на его восхищении игрой сборной СССР и с саркастическими комментариями по поводу отдельных реплик заокеанского тренера. А потом, уже после Суперсерии-1974, в 1975 году, в издательстве «Прогресс» острожным для того щедрого на число экземпляров времени тиражом 50 тысяч, увидели свет мемуары главного интеллектуала канадского хоккея Кена Драйдена с обширным и по-настоящему аналитическим предисловием Бориса Кулагина. Оно содержало жесткий разбор ошибок тренеров и игроков.

Книга Драйдена расширила дыру в железном занавесе. К тому же она была вполне доброжелательна по отношению к советскому хоккею и СССР. Он, конечно, не был Лионом Фейхтвангером или Андре Жидом, но его книга отличалась чрезвычайной корректностью по отношению к конкурентам: «Все уже позади. И все уже сказано. Но нам еще предстоит ехать в гостиницу «Метрополь» на прием, устроенный русскими для обеих команд. На нем присутствовали шесть или восемь советских хоккеистов, и мне очень хотелось поговорить с ними. Где же Ирина (переводчица. – А.К.)? Кто мне поможет побеседовать с этими ребятами? Беда в том, что мы так и не познакомились с русскими хоккеистами поближе. Но мы все равно достаточно хорошо узнали многих из них. Готов держать пари, что до первой игры в Монреале большинству наших хоккеистов были знакомы имена всего-навсего трех или четырех человек, имеющих отношение к советской сборной: Анатолия Тарасова, ее старшего тренера. Анатолия Фирсова, который из-за травмы колена и по соображениям возраста так и не смог с нами встретиться, и, может быть, защитника Александра Рагулина, лет десять выступавшего за сборную. А сейчас имена Якушева, Мальцева, Харламова, Лутченко и Третьяка куда как хорошо нам знакомы. Они звучат как Маховлич, Орр, Эспозито, Рателль и Халл. Мы знаем также и Васильева, и Цыганкова. Прощаясь с ними, мы жестами пожелали друг другу удачи, подняв кверху большой палец.

По-моему, у русских отличная хоккейная команда, и я глубоко их уважаю. Нам необыкновенно повезло, что мы выиграли эту серию встреч, поверьте мне. Но чем становилось позднее, тем явственней сказывалось влияние выпитого шампанского, и вот уже кое-кто из наших болельщиков стал высказывать иные мысли. Я своим ушам не верил...

«Сыграй мы с ними в середине сезона после ряда своих игр, мы бы могли одержать все восемь побед».

«Русским было бы не под силу провести на таком уровне все семьдесят восемь игр первенства НХЛ, а затем игры на Кубок Стэнли».

А я думаю о том, какой трудной была эта серия встреч, насколько больше, чем когда-либо прежде, пришлось работать нашим игрокам и как нам повезло, что мы выиграли

серию со счетом игр 4 – 3 - 1 благодаря голу, забитому за тридцать четыре секунды до конца матча. И вот теперь кто-то сомневается в силе русских. Хоть мы и победили в трех

последних играх, наш перевес был всего в одну шайбу. А теперь мы болтаем вздор о каком-то нашем превосходстве. Это омрачило радость победы. Подобная болтовня совсем не к месту Что до меня, я не уверен в нашем превосходстве…»

Поражение для нашей сборной, конечно, было обидным. Как обидным бывает любое поражение. Но, в отличие от идеологических органов, запретивших прессе даже упоминать конечный результат, довольны были все. Тренеры и игроки получили уникальный опыт и эмоциональный заряд, да и вообще представления об игре радикальным образом поменяллись.

Конечно, трудно судить об общем настроении по впечатлениям первоклассника 1972 года. Конечно, я не помню никакой горечи поражения. Зато помню небывалый интерес к хоккею, который проснулся в огромной стране, усеянной хоккейными коробками, тот интерес, который ни технически, ни эмоционально повторить уже не удастся, даже если считать, что этот вид спорта в России переживает сейчас возрождение.



Довольны были и журналисты. Владимир Дворцов, «Хоккейные баталии»: «…Несколько журналистов ТАСС, завершив работу после последнего матча «серии» далеко за полночь, в числе последних покидали Дворец спорта в Лужниках. И вдруг в дверях служебного входа, где привыкли видеть лишь особо в эти дни придирчивых контролеров, что называется нос к носу столкнулись с Филом Эспозито.

Усталость как рукой сняло.

– Довольны ли вы результатами матчей? – не медля ни секунды, атаковали мы кумира хоккейной публики тех дней.

– Все закончилось хорошо, – ответил, почему-то загадочно улыбаясь, гость.

– Вам понравилась Москва? Хотели бы вы снова приехать в наш город?

Тут наш собеседник громко расхохотался.

– Вы приняли меня за Фила Эспозито? Он уже поужинал и давно спит. А я – врач команды.

Нам тоже ничего не оставалось, как рассмеяться».

А тренеры, мучительно изучавшие соперника и его стиль игры, будучи увлеченными своими изысканиями, решили не терять ни минуты. Во всяком случае канадцы обнаружили в самолете, отправлявшем их в Прагу на последний выставочный матч, совершенно не нужный опустошенным игрокам, старшего тренера сборной СССР. Драйден вспоминал: «Нашим рейсом в Прагу летел и тренер Всеволод Бобров. «Снова вот еду в «канадскую разведку», — пояснил он.

Игра в Праге оказалась в той же степени ненужной, обременительной и неудачной, как и два матча в Стокгольме. Что характерно, и там, и там канадцы, чтобы избежать позора были вынуждены сравнивать счет на последней минуте.

Драйден: «Подумать только, на какой грани мы балансируем! Какого сраму мы натерпелись бы, если бы на последней минуте не сравняли счет во второй встрече со шведами; если бы не выиграли три встречи у русских с перевесом в одну шайбу и не вырвали победу в серии всего за тридцать четыре секунды до ее завершения; и, наконец, если бы сегодня не добились ничьей на последних секундах третьего периода».

Конечно, все оценили шутку Фрэнка Маховлича, который использовал английское созвучие слов «чек» и «чех»: «Доставайте ваши чеки, господа!». Разумеется, весьма приятным было чувство солидарности с уязвленными Советами чехословаками. Несомненно, логичным смотрелось чествование словака по национальности Стэна Микиты и переодевание его в форму сборной ЧССР. Омерзительным оказался эпизод с нападением Бобби Кларка на Франтишека Поспишила, которое смикшировал позитивный эффект от братания с чехами-антисоветчиками. «Я плохо помню ту игру, кроме того, что мне сломали нос и Серж Савар сравнял счет за 40 секунд до конца встречи», - вспоминал Фил Эспозито. Самое интересное, что Стэн Микита вспоминал: последнюю шайбу забросил Эспозито за 30 секунд до конца игры. Аберрация памяти свидетельствует о том, что канадцы и в самом деле были крайне уставшими. «У меня была возможность провести несколько драгоценных дней с моей матерью и родственниками до игры. – говорил Микита, урожденный Станислав Гоут. - Затем наш тренер Гарри Синден был так любезен, что сделал меня капитаном команды. Все старались помочь мне забросить шайбу, но в тот вечер мне не удалось пробить Владимира Дзуриллу… Но прием, который я получил от публики, стал самым важным моментом в моей жизни».

Сравняв счет, канадцы могли с чувством облегчения и выполненного долга погрузиться в Боинг-747, отправлявшийся рейсом Прага-Монреаль. На борту героев Канады ждали стейки, лобстеры, картофель фри и море выпивки.

Продолжение следует…